|
Моей жене. которая была права
В двенадцать подъехали к Луге. Остановились на вокзальной площади. Девушка-экскурсовод сменила возвышенный тон на более земной:
- Там налево есть одно местечко...
Мой сосед заинтересованно приподнялся:
- В смысле - уборная?
Всю дорогу он изводил меня: «Отбеливающее средство из шести букв?.. Вымирающее парнокопытное?.. Австрийский горнолыжник?..»
Туристы вышли на залитую светом площадь. Водитель захлопнул дверцу и присел на корточки у радиатора.
Вокзал... Грязноватое желтое здание с колоннами, часы, обесцвеченные солнцем дрожащие неоновые буквы...
Я пересек вестибюль с газетным киоском и массивными цементными урнами. Интуитивно выявил буфет.
- Через официанта, - вяло произнесла буфетчица.
На пологой груди ее болтался штопор.
Я сел у двери. Через минуту появился официант с громадными войлочными бакенбардами.
- Что вам угодно?
- Мне угодно, - говорю, - чтобы все были доброжелательны, скромны и любезны.
Официант, пресыщенный разнообразием жизни, молчал.
- Мне угодно сто граммов водки, пиво и два бутерброда.
- С чем?
- С колбасой, наверное...
Я достал папиросы, закурил. Безобразно дрожали руки. «Стакан бы не выронить...» А тут еще рядом уселись две интеллигентные старухи. Вроде бы из нашего автобуса.
Официант принес графинчик, бутылку и две конфеты.
- Бутерброды кончились, - проговорил он с фальшивым трагизмом.
Я расплатился. Поднял и тут же опустил стакан. Руки тряслись, как у эпилептика. Старухи брезгливо меня рассматривали. Я попытался улыбнуться:
- Взгляните на меня с любовью!
Старухи вздрогнули и пересели. Я услышал невнятные критические междометия.
Черт с ними, думаю. Обхватил стакан двумя руками, выпил. Потом с шуршанием развернул конфету.
Стало немного легче. Зарождался обманчивый душевный подъем. Я сунул бутылку пива в карман. Затем поднялся, чуть не опрокинув стул. Вернее, дюралевое кресло. Старухи продолжали испуганно меня разглядывать.
Я вышел на площадь. Ограда сквера была завешена покоробившимися фанерными щитами. Диаграммы сулили в недалеком будущем горы мяса, шерсти, яиц и прочих интимностей.
Мужчины курили возле автобуса. Женщины шумно рассаживались. Девушка-экскурсовод ела мороженое в тени. Я шагнул к ней:
- Давайте познакомимся.
- Аврора, - сказала она, протягивая липкую руку.
- А я, - говорю, - танкер Дербент. Девушка не обиделась.
- Над моим именем все смеются. Я привыкла... Что с вами? Вы красный!
- Уверяю вас, это только снаружи. Внутри я - конституционный демократ.
- Нет, правда, вам худо?
- Пью много... Хотите пива?
- Зачем вы пьете? - спросила она. Что я мог ответить?
- Это секрет, - говорю, - маленькая тайна...
- Решили поработать в заповеднике?
- Вот именно.
- Я сразу поняла.
- Разве я похож на филолога?
- Вас провожал Митрофанов. Чрезвычайно эрудированный пушкинист. Вы хорошо его знаете?
- Хорошо, - говорю, - с плохой стороны...
- Как это?
- Не придавайте значения.
- Прочтите Гордина, Щеголева, Цявловскую... Воспоминания Керн... И какую-нибудь популярную брошюру о вреде алкоголя.
- Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить... читать.
- С вами невозможно разговаривать...
Шофер поглядел в нашу сторону. Экскурсанты расселись.
Аврора доела мороженое, вытерла пальцы.
- Летом, - сказала она, - в заповеднике довольно хорошо платят. Митрофанов зарабатывает около двухсот рублей.
- И это на двести рублей больше, чем он стоит.
- А вы еще и злой!
- Будешь злым, - говорю. Шофер просигналил дважды.
- Едем, - сказала Аврора.
В львовском автобусе было тесно. Коленкоровые сиденья накалились. Желтью занавески усиливали ощущение духоты.
Я перелистывал «Дневники» Алексея Вульфа. О Пушкине говорилось дружелюбно, иногда снисходительно. Вот она, пагубная для зрения близость. Всем ясно, что у гениев должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый - гений?!
Я задремал. Невнятно доносились какие-то лишние сведения о матери Рылеева...
Разбудили меня уже во Пскове. Вновь оштукатуренные стены кремля наводили тоску. Над центральной аркой дизайнеры укрепили безобразную, прибалтийского вида, кованую эмблему. Кремль напоминал громадных размеров макет.
В одном из флигелей находилось местное бюро путешествий. Аврора заверила какие-то бумаги и нас повезли в «Геру» - самый фешенебельный местный ресторан.
|
[1] 