* * *
И вот она стоит на пороге. Такая же, между прочим, высокая и красивая.
Сколько лет мы не виделись? Пятнадцать?.. Я слышу:
- Как ты постарел! Ты страшно постарел! Ты отвратительно выглядишь!
И дальше без особой логики:
- Ты — моя единственная надежда. Жизнь кончена. Иван женился. У меня нет денег. И к тому же я беременна... Могу я наконец зайти!
Через минуту из уборной доносилось:
- Я приехала к Ваньке Самсонову. Но Ванька, понимаешь ли, женился. На этой... как ее?..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я спросил:
- Откуда?
- Что — откуда?
- Откуда ты приехала?
- Из Кливленда. Вернее, из Милуоки. Я там читала курс по Достоевскому. Услышала про ваш дурацкий форум. И вот приехала к Самсонову. И выясняется, что он женился. А я, представь себе, беременна.
- От Ваньки?
- Почему от Ваньки? Я беременна от Левы. Ты знаешь Леву?
- Леву? Знаю... Как минимум, троих.
- Неважно. Все — один другого стоят... Короче, я обожаю Ваньку. Ванька сказал, что устроит меня на работу. Он женился. Кстати, ты знаком с этой бабой? Ей, говорят, лет двести.
- Рашель, извини, на два года моложе тебя.
- Ну, значит, сто. Какая разница?.. Мне Лева говорит — рожай. Его жене недавно вырезали почку. Деньги кончились. Контракт со мной не продлевают. Ванька обещал работу. Ты моя последняя надежда.
- В смысле?
- Я должна переодеться. Дай мне свой халат или пижаму.
- У меня нет халата и пижамы. Я, как ты, вероятно, помнишь, сплю голый.
- Какая мерзость! — слышу. — Ладно, завернусь в простыню. А ты пока купил бы мне зубную щетку. У тебя есть деньги?
- На зубную щетку хватит...
В холле я увидел знаменитого прозаика Самсонова. Они с женой Рашелью направлялись в бар. Могу добавить — с беззаботным видом.
А теперь вообразите ситуацию. Я — анкермен, ведущий. Прилетел в командировку. Остановился в приличной гостинице. Скучаю по жене и детям. И вдруг, буквально за одну минуту — такое нагромождение абсурда. На моем диване, завернувшись в простыню, сидит беременная женщина. Причем беременная черт знает от кого. Сидит и обожает Ваньку. А он направляется в бар с красивой женой. А я несу в кулаке зубную щетку для этой фантастической женщины. И конца беспокойству не видно.
Захожу в свой номер. Тася спрашивает:
- Ну что?
Протягиваю ей зубную щетку.
- Так я и знала. Ты купил, что подешевле.
- Я купил то, что было. Неужели даже зубные щетки бывают плохие или хорошие?
- Еще бы. Я предпочитаю датские.
- Не ехать же, — говорю, — специально в Копенгаген.
Тася машет рукой:
- Ладно. Я тут кое-что заказала. Кстати, у тебя есть деньги?
- Смотря на что. Может, ты заказала ведро черной икры?
(Я знал, что говорю.)
- Почему — ведро? Две порции. Ну, и шампанское. Ты любишь шампанское?
- Люблю.
- В молодости ты пил ужасную гадость.
- Бывало...
Появился официант, толкая изящный столик на колесах. Тася с ним кокетничала, завернувшись в простыню. И, кстати, подпоясавшись моим французским галстуком.
Потом мы выпили. Потом звонили в Кливленд неведомому Леве. Тася говорила:
- Я в Лос-Анджелесе... С кем? Что значит — с кем? Одна... Допустим, у подруги. Ты ее не знаешь, она известная писательница.
И затем, повернувшись ко мне:
- Джессика, хани, сэй гуд найт ту май френд. Я пропищал:
- Гуд найт.
Тася говорила с Левой минут двадцать. Даже на кровать прилегла.
Потом в коридоре раздался шум. Возвращались откуда-то мои коллеги. Я узнал хриплый голос Юзовского:
- Русский язык, твою мать, наше единственное богатство!..
Тася говорит:
- Я бы с удовольствием выкупалась.
- Есть душ.
- Тут, в принципе, должно быть море.
- Точнее, океан. Затем я услышал:
- А помнишь, как мы ездили в Солнечное?
|